Постисламская весна на Ближнем Востоке: культурно-ценностный подтекст

Сила интереса к происходящему на Ближнем Востоке превышает расстояния, отделяющие Россию от региона. Политический анализ растягивается от попыток определить причины волнений до желания предугадать последствия. Мы ищем политико-экономические предпосылки, которые – несомненно – впереди. Но мы разучились верить, что люди могут бороться за идею. Идею и питающий ее культурный слой общественного и индивидуального сознания.

Сила интереса к происходящему на Ближнем Востоке превышает расстояния, отделяющие Россию от региона. Политический анализ растягивается от попыток определить причины волнений до желания предугадать последствия. Мы ищем политико-экономические предпосылки, которые – несомненно – впереди. Но мы разучились верить, что люди могут бороться за идею. Идею и питающий ее культурный слой общественного и индивидуального сознания.

Волнующая всех в том или ином аспекте – конечно, снова в политическом контексте – культурная среда в странах Большого Ближнего Востока – ислам. И если отвлечься от темы исламизма, терроризма и прочих измов, к которым дискуссии неизбежно скатываются, то об исламе в происходящем надо сказать в целом, как о культуре, частью которой является сама религиозная догматика. А в культуру входят и, например, доисламские обычаи, адаптированные исламским миром, и все, что из ислама как религии мигрирует, иногда мутируя на бытовом уровне, в культурную среду, в которой живет общество. Встает вопрос, ислам какого рода благоприятствовал началу ближневосточной весны?

Тенденции

Интернет как средство помог людям осознать резкое несоответствие уровней жизни развитого Севера и отстающего Юга, как в смысле материальном, так и относительно уровня свободы, он помог слиться в единстве этого осознания и вытечь на различные тахриры с призывами «Господь велик!»[1]. Конечно, взрыв не был чем-то возникшим из ничего – просто определенная критическая масса накопилась именно сейчас. Обостренное ощущение обманутых ожиданий снова возделывает питательную почву для экстремистских идеологий как в 1980-1990-х годах: самое время поискать причины экономических и политических неудач в происках материалистичных империалистов. Но ситуация осложняется: в глазах общественности коррумпированная верхушка, бесцеремонно попирающая исламские ценности, тоже помещается в лагерь антиисламских вредителей. К самим империалистам в лице Больших Европейцев отношение тоже прохладное – главное, что от них поступает помощь, в том числе и военная, пусть временами и калечащая саму оппозицию непродуманностью действий.

Получается уже иная формация переворота. Как бы ислам – но уже с другими представлениями об общественном устройстве. Вроде бы государственные лидеры, ведущие общество к светлому исламскому будущему (за исключением Туниса) – но уже дискредитировавшие себя авторитарными методами управления и коррумпированностью. Вроде бы исламистские группы – но с реформированным лицом. Постисламские рефо-люции – так определяет происходящее профессор университета Иллинойса Асеф Баят[2], подразумевая смесь реформ и революций в происходящем.

В таком крушении ценностей и лидеров, которым можно доверять, люди снова обращаются к поискам самоидентичности. Попытки этого поиска, на наш взгляд, отчасти по-прежнему будут идти в ключе тенденций, обозначенных в любопытной статье «Цивилизация бедных» востоковеда Георгия Мирского восемь лет назад. «Вероятно, молодые и приемлющие модернизацию элементы мусульманского общества станут искать выход из положения на пути приобщения к западным ценностям, приспосабливая их к традиции и, тем самым все более отдаляясь от наиболее архаичных форм исламской цивилизации. Чтобы противодействовать этой тенденции, другие, столь же молодые и образованные люди будут стремиться вновь утвердить исламские ценности, возродить веру путем обновления исламской философии и создания новой школы фикха, то есть мусульманской юриспруденции и комплекса социальных норм. Если это удастся, исламская цивилизация выйдет из состояния склероза и окостенения»[3].

Однако обозначенный постисламский характер революций подчеркивает их иное качество. Не секулярное, но апеллирующее на данный момент более к гражданским свободам, нежели к исламу – исламские лозунги, за исключением упомянутого «Аллах Акбар!» практически не слышны. Становится более заметен оптимистический вектор развития исламско-арабского мира. Речь не о выборе между мягкой культурной экспансией Запада или провокаторством антизападных настроений – люди стали более ориентированы решать внутренние задачи без оглядки на внешнеполитические события и какую бы то ни было экспансию. Достаточно накопилось внутренних проблем, чтобы обороняться от глобализации, оставив первоочередные внутригосударственные дела.

Революции 2011 на Ближнем Востоке называют еще молодежными. Бедные из среднего класса – основа социального взрыва, формировавшаяся годами – молодые люди, получившие высшее образование, общающиеся со сверстниками со всего мира с помощью Интернета и ожидающие уровня жизни, подобающего среднему классу – получают в ответ разочарование и бедность без перспектив на улучшение. В такой обстановке отсутствие гражданских свобод и здоровых идей становится особенно ощутимым, а вопросы к государственной верхушке – более настойчивыми.

Связывают ли люди свой уровень благосостояния с какими-то пороками властного устройства? Или считают, что достаточно заменить одного лидера на другого – и все пойдет иначе? Политические лозунги на улицах показывают, что связь стала более очевидной. Например, в Сирии, где годовой доход граждан составляет 4000$, что на 2000$ меньше, чем в Египте, и на 4000$, чем в Тунисе. Но несмотря на критический уровень жизни, молодежь, вышедшая на улицы, понимает, что отсутствие еды и работы как-то связано с тоталитарным режимом, длящимся более 40 лет (чрезвычайное положение действует в стране с 1963 года). Проблема Сирии уже не в религиозном дисбалансе, о котором много говорят – когда при 12%-ном представительстве алавитов в стране последователи этого религиозного течения занимают ключевые позиции в армии и госструктурах. Ведь при этом сунниты также состоят на некоторых ключевых постах и формируют экономическую элиту страны. Поэтому вариант религиозного противостояния выглядел бы слишком упрощенно, дело в чем-то более универсальном.

Ценности

Конечно, противоречивые тенденции в самом исламе – к возрождению, реформированию и фундаментализму не дают однозначного ответа на вопрос о причинах социальных взрывов. Что, например, ценят жители исламских стран в своей культуре, откуда мотивация в консервировании сложившегося порядка, столетиями берегущего культуру? Следование исламским ценностям, которые реализуясь на уровне государства, помогают организовать жизнь в соответствии с внутренними представлениями о том, что должно, это подтверждают выводы Центра исламских исследований Гэллап (Gallup)[4]. Исламские ценности люди противопоставляют западной испорченности и моральному упадку, поддерживая таким образом критическое мнение известного мусульманского реформатора Саида Кутба, посетившего некогда Америку и ужаснувшегося глубине ее безбожности, и более жестко смотревшего на необходимость возрождения традиции, и его предшественника Хасана аль-Банна, основателя Братьев-мусульман.

Однако большинство населения 10 исламских стран, в которых проживает 80% мусульманского населения планеты, одновременно восхищается в западной политической культуре такими вещами, как правосудие и свобода мнений, личная свобода человека. В своих же обществах люди критикуют прежде всего неадекватное следование тем самым исламским ценностям, которые они ценят больше всего – недовольство относится и к экстремистским настроениям, и несоблюдению исламских норм в разных областях жизни – экономике, политике, государственном управлении, общественной жизни.

Становится очевидно, что демократия и ислам в понимании основной массы людей не противоречат друг другу, а напротив, могут свободно сосуществовать, несмотря на то, что и сейчас, в период революций 2011, салафитские группировки, например, в Египте объявляют, что демократия это харам (запрещенное). Просто применение (не адаптация, а именно применение) ценностей западной культуры, явно сформулированных и в исламе, происходит в своей характерной манере и не всегда последовательно реализуется.

Например, победа шиитов на выборах в Ираке и Братьев-мусульман в Египте противоречит, прежде всего, западному принципу об отделении религии от государства, притом, что сам институт демократического представительства имеется и в той, и в другой правовых культурах (хотя с термином демократический в данном контексте можно спорить). Ввиду такого непротиворечия ценностей в умах людей, большинство по-прежнему поддерживает идею, чтобы шариат оставался единственным источником законодательства либо одним из источников. Исключение составляет Турция, в которой 57% предпочли бы исключить шариат из списка источников права.

Диаграмма 1: Иллюстрация одного из вопросов из упомянутого исследования Гэллап: какое место шариат должен занимать в законодательстве страны.

Начало либерального мышления

Ислам доказывал свою жизнеспособность на протяжении веков. Но ключ к жизнеспособности всегда лежит еще и в возможности реформироваться, обновляться изнутри, за счет самих последователей, которые представлены крылом исламских интеллектуалов. И в данном случае часты обращения к идее иджтихада – интерпретации, профессионального суждения, авторитетного толкования норм ислама, в том числе и в соответствии с духом времени, в противовес таклиду, подражанию уже существующим, сформулированным нормам и школам права. Английский востоковед Дерек Хопвуд творчески называет иджтихад «началом либерального мышления»[5]. Антизападнические, антиреформистские настроения уже в свое время кристаллизовались и в слогане египетских Братьев-мусульман – «Ислам – вот ответ», и в беспокойном труде 1962 г. иранского мыслителя Джалала аль-Ахмада Вестернизация [Gharbzadegi], и многих других.

Однако почувствовав, что сама исламская культура нуждается в преобразовании – чтобы соответствовать народным чаяниям, даже бывшие радикальные группировки начинают сейчас организовывать себе человеческое лицо. Все чаще от лидеров слышны заявления о том, что исламисты должны выступать как партнеры в деле демократического строительства (Хезболла, Ливан), что ислам (в лице соответствующих групп) не против модернизации («Аль-Нахда», Тунис)[6], и даже Организация моджахедов иранского народа (ОМИН, или МКО), настойчиво требует от США исключения себя из списков террористических организаций. То же произошло и с Партией справедливости и процветания в Индонезии, Партией справедливости и развития в Морокко, которые стали спокойно смотреть на мирное сосуществование ислама и демократии.

Экономическая исламскость

В ходе весенних событий стало ясно, что просто хлебом от граждан не откупиться. С другой стороны, если за требуемой свободой не последует само собой разумеющийся хлеб, то это тоже вызовет не меньшую волну вопросов к власти, независимо от того, сменится она везде или только в некоторых государствах. Поэтому модернизация, о которой говорят как исламистские группировки, так и руководители государств, должна, конечно же, пройти не только в сфере гражданских свобод (хотя и не только экономических). И вот здесь правительствам предстоит соединить исламские ценности с актуальной экономической программой. Такое вполне возможно, хотя судя по недавним исследованиям профессора университета Джорджа Вашингтона Хусейна Аскари[7], исламские ценности настолько совместимы с западными, которые позиционируются как универсальные, что в топе стран, реализующих эти принципы на практике, стоят именно западноевропейские страны. Первая из исламских стран (исламских по принципу членства в Организации исламская конференция) в этом списке – Малайзия, которая занимает 33-ю позицию. Из исламских стран также на 42-м месте – Кувейт, на 54-55-м – Казахстан и Бруней, Тунис – на 72-м месте, а Египет – только на 129-м; Ливия – на 174-м, Йемен на 180-м. Из стран, находящихся во главе списка наиболее полно проводящих в жизнь исламские принципы (прежде всего, в экономике) – Ирландия, Дания, Люксембург, Швеция, Великобритания и т.д. Есть, куда реализовать обновленные стремления исламских политических групп. Тем более, что как показывают опросы общественного мнения и сопоставление устоявшихся западных ценностей с исламскими, конфликта ни в общественном сознании, ни в организационном смысле не будет.

Ислам в странах Ближнего Востока составляет глубокую культурную основу. Поэтому когда речь заходит о преобразованиях, встает вопрос об изменении нематериальной культуры, адаптивной, которая, по идее американского социолога Уильяма Огборна, крайне медленно поддается изменениям. Однако общественные настроения показывают, что культурные изменения, служащие причиной социальных сдвигов, уже произошли, широко вовлекая молодое население. И конфликт не разрешится, пока не будут созданы политические структуры, способные удовлетворить растущий спрос на постисламское государство – опирающееся на ислам как на культуру и отнюдь не призывающее к секуляризации, но при этом обеспечивающее права и свободы граждан (подданных). Важно, чтобы демократы, живущие книжными представлениями о либеральных ценностях, донесли значимость момента до простых людей. Пока салафиты не объяснили аудитории, что демократия – это, оказывается, харам.

Юлия Закери – младший научный сотрудник Экспертного института Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ).

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.

Фото 1: Сирия: (News Pictures/Rex Features)
Фото 2: Бахрейн (Хасан Джамали/AP)
Фото 3: Aris Messinis/AFP
Фото 4: Али Джарекджи/Reuters


[1] [Allahu akbar!]

[2] Asef Bayat. The Post-Islamist Revolutions // Foreign Affairs. April 26, 2011

[3] Георгий Мирский. Цивилизация бедных // Отечественные записки, 2003. № 5 (13)

http://www.strana-oz.ru/?numid=14&article=641

[4] ِDalia Mogahed. Special Report: Muslim World. Islam and Democracy. Gallup. 2006.

http://media.gallup.com/MuslimWestFacts/PDF/GALLUPMUSLIMSTUDIESIslamandDemocracy030607rev.pdf

[5] Дерек Хопвуд. Культура современности в исламе и на Ближнем Востоке// Отечественные записки, 2003. № 5 (13)

[6] David Kirkpatrick. Islamist strikes conciliatory note // The Global Edition of the New York Times. Jan, 22-23, 2011

[7] Sheherezade S. Rehman, Hossein Askari. An Economic Islamicity Index (EI2) // Global Economy Journal, 2010, Volume 10, Issue 3