Митинг на грани перформанса

Число россиян, считающих, что "большинству людей можно доверять", уменьшилось за последние три года почти вдвое (с 36% до 17,6%). Причем люди теряют доверие не только к деловым партнерам, но даже к друзьям и родственникам, показывают результаты опроса 37 000 человек в 68 регионах, проведенного в 2008 году фондом "Общественное мнение" (ФОМ). "К родственникам я не обращаюсь, потому что все мои просьбы бесполезны, — объяснил респондент ФОМ в Новосибирске. — Они — дай, бесконечно дай, и дай, и дай. А потом отдают гнилыми огурцами".

О кризисе доверия и других особенностях современной России социологи говорили 4 февраля на презентации трех книг о состоянии гражданского общества, написанных сотрудниками ФОМ и ГУ-ВШЭ. Университетом изданы "Факторы развития гражданского общества и механизмы его взаимодействия с государством" и "Негосударственные некоммерческие организации: институциональная среда и эффективность деятельности", фондом — "Гражданское общество современной России. Социологические зарисовки с натуры". "Все три книги — ветви одного ствола, — объяснил "Пятнице" первый проректор ГУ-ВШЭ Лев Якобсон, — то есть мониторинга гражданского общества, который третий год проводит наш университет в сотрудничестве с рядом социологических центров, в том числе с фондом "Общественное мнение". Главное отличие заключается в том, что мы в своих книгах попытались предложить теоретический анализ с большим количеством фактуры в приложениях, а ФОМ — дать портрет современного гражданского общества".

Где у гражданского общества больше шансов для развития по сравнению с Москвой, какие формы протестной активности распространены сегодня в России и что люди хотят от некоммерческих организаций — это и многое другое социологи попытались выяснить в своих исследованиях.

Не пустые слова

Доверие, солидарность, толерантность, ощущение личной безопасности, соблюдение прав и свобод граждан — для социологов это не пустые слова, а "предпосылки формирования гражданского общества". "Сами по себе консолидация или сплоченность ни о чем не говорят, — поясняет руководитель аналитического отдела ФОМ Елена Петренко. — Но они необходимы для того, чтобы организовать потоки разных видов социальной помощи, объединяться с окружением для защиты собственных интересов, включаться в общественные организации, налаживать отношения с властями или противостоять им, и много еще для чего". Практически по всем пунктам в последние годы россияне отмечают если не падение уровня, то проблемное состояние, показывают исследования ГУ-ВШЭ. Тем не менее в результате сопоставления исследований в разных регионах социологи определили три области, где условия для развития гражданского общества наиболее благоприятны: Архангельская, Вологодская и Челябинская.

Выставляя оценки реализации разнообразных прав и свобод, россияне останавливаются в основном в районе отметки "удовлетворительно". Что касается свобод политических, то довольно большой процент респондентов и вовсе отмечает их отсутствие. Так, 17% считают, что в России никак не реализуется "право на участие в управлении обществом и государством", еще 17% говорят то же самое о праве письменного обращения к властям с требованиями, предложениями, жалобами и обязательной реакцией на них в установленном порядке. 14% уверены в невозможности создать самостоятельные сообщества, отстаивающие права своих членов. По 9% набрали отсутствие "свободы собраний", "свободы манифестаций" и даже "права на выражение собственного мнения". Хотя в сфере защиты прав 32% респондентов видят улучшение в последние годы (38% не замечают изменений).

Доля готовых объединиться с другими для общих действий, если их интересы и идеи совпадают, снизилась с 68% в 2003 году до 60% в 2008-м. При этом большинство россиян (76%) полагают, что в обществе больше разобщенности и несогласия, чем какой бы то ни было солидарности, а 34% респондентов замечают это даже в своей среде.

Среди своих

Впрочем, среда — понятие очень относительное. К примеру, для врачей, преподавателей и ученых коллеги являются вполне "своими", профессиональным сообществом. Так, 92% учителей признают представителями профсообщества коллег по школе, 81% — по городу и району и 68% — по стране, показывает опрос Лаборатории исследования гражданского общества ГУ-ВШЭ. А вот из 1000 опрошенных бизнесменов и менеджеров ни один не считает коллег по месту работы представителями своего профессионального сообщества, только 31% называют таковыми коллег в районе и городе, а 26% — в стране. "Это показывает, что формирование профессионального сообщества в среде бизнесменов и менеджеров — дело значительно более трудное, чем в группах "традиционной интеллигенции", — объясняет один из авторов исследования, старший научный сотрудник ГУ-ВШЭ Ирина Мерсиянова. — И вовсе не опровергает представления о так называемом среднем классе, к которому относятся бизнесмены и менеджеры, как об активной части общества, представители которой готовы объединяться, чтобы отстаивать свои интересы".

Они гораздо скептичнее, чем "традиционная интеллигенция", относятся и к своей профессиональной элите, которая, по идее, должна публично выражать их общие интересы, в том числе — к ее возможностям. Почти половина бизнесменов и менеджеров (44%) считают, что в состав профессиональной элиты попадают не столько по заслугам, сколько за счет связей (среди учителей с этим согласились только 28% опрошенных), 36% полагают, что элита заботится скорее о личных интересах (среди учителей — 15%), но при этом недостаточно активными в защите общих интересов представителей элиты считают всего лишь 11% (среди учителей — 27%). Только 9% бизнесменов и менеджеров называют причиной неудач элиты в защите профессиональных интересов недостаток внимания государства и общества, в то время как в остальных группах этот ответ оказался самым распространенным. "Хотя элита бизнес-сообщества сформировалась по сравнению с другими исследуемыми группами в наименьшей степени, власть наиболее серьезно воспринимает именно ее запросы", — заключает Мерсиянова.

Незаметная роль

Недоверие к общественным организациям в России так высоко, что даже помогать люди более склонны самостоятельно, а не объединившись с кем-либо: 38,6% против 33,6%, по данным ФОМ. А уж обратиться за помощью в общественное объединение, даже в трудной ситуации, готовы еще меньше респондентов — всего 21,3%.

Реально участвуют в общественных инициативах и некоммерческих организациях (НКО) только 14% опрошенных, а хорошее отношение респонденты выражают прежде всего к российским НКО, причем больше всего (74,6%) — к существующим с советских времен (к примеру, Российскому Красному Кресту и ДОСААФ).

По словам Елены Петренко, у тех, кто участвует в общественной жизни, мотивов много: возможность профессионального роста, улучшения материального положения, повышения статуса, реализации собственных идей. Только 7—12% граждан готовы заниматься общественной деятельностью из альтруистических соображений.

Алгоритм изменился

— Мы имеем право стоять здесь и молчать! — возмущался юный активист движения "Мы", пришедший 31 января на Горбатый мост с белым листом ватмана в руках. При этом рот его был заклеен малярным скотчем.

— Мы все тут все понимаем — мы же взрослые люди. Но давайте все же пройдем в автобус, — миролюбиво обращался к нему омоновец.

В этой 13-минутной акции, призванной выразить несогласие с политикой правительства разрешенными законом способами, приняли участие восемь молодых людей. Примерно столько же на мосту было журналистов. Активисты не сопротивлялись омоновцам. Омоновцы никому не выкручивали руки. Однако для лидера движения "Мы" Романа Доброхотова камерная и миролюбивая акция закончилась вполне серьезно — арестом на пять суток за нецензурную брань.

По оценкам сотрудника ФОМ Ивана Климова, с 2005 года (времени бунтов против монетизации льгот) алгоритмы действий протестующих в России стали разнообразнее и мягче: "Поначалу участники акций протеста перекрывали дороги. В ряде случаев они прибегали к другим жестким формам действий: захват и силовое удержание официальных лиц, блокирование административных зданий, голодовки. Со временем блокирование дорог уступило место митингам возле административных зданий".

Однако политическая система в целом по-прежнему не расположена отзываться на протесты конструктивно. Неудивительно, что уличные акции протеста зачастую не отличить от перформансов и других жанров актуального искусства.